Мы используем файлы cookies и сервисы сбора технических данных. Мы не следим за вами, просто хотим сделать сайт для вас удобнее и интереснее! Подробности тут.
19 декабря 2024
Глеб Леонов
19 декабря 2024
Глеб Леонов
«Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко
понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился,
чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться
довольным».
Гость рубрики «50 мм» в декабре — московский фотограф Глеб Леонов, известный своими «архитектурными портретами». В творчестве и работе автора нет исключительной направленности, а его подход к фотографии воспитан в соответствии со строгими принципами художественной, инженерной и фотографической школ. Разговор с Глебом получился долгим и насыщенным самыми разными историями из жизненного и профессионального опыта. О творческом пути, опыте обучения в мастерской Куприянова, взаимодействии с крупными периодическими изданиями, архитектурными бюро, креативными кластерами, независимым альманахом «Родина», важными персоналиями и многом другом читайте в нашем лонгриде.
понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился,
чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться
довольным».
Гость рубрики «50 мм» в декабре — московский фотограф Глеб Леонов, известный своими «архитектурными портретами». В творчестве и работе автора нет исключительной направленности, а его подход к фотографии воспитан в соответствии со строгими принципами художественной, инженерной и фотографической школ. Разговор с Глебом получился долгим и насыщенным самыми разными историями из жизненного и профессионального опыта. О творческом пути, опыте обучения в мастерской Куприянова, взаимодействии с крупными периодическими изданиями, архитектурными бюро, креативными кластерами, независимым альманахом «Родина», важными персоналиями и многом другом читайте в нашем лонгриде.
«Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко
понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился,
чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться
довольным».
Гость рубрики «50 мм» в декабре — московский фотограф Глеб Леонов, известный своими «архитектурными портретами». В творчестве и работе автора нет исключительной направленности, а его подход к фотографии воспитан в соответствии со строгими принципами художественной, инженерной и фотографической школ. Разговор с Глебом получился долгим и насыщенным самыми разными историями из жизненного и профессионального опыта. О творческом пути, опыте обучения в мастерской Куприянова, взаимодействии с крупными периодическими изданиями, архитектурными бюро, креативными кластерами, независимым альманахом «Родина», важными персоналиями и многом другом читайте в нашем лонгриде.
понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился,
чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться
довольным».
Гость рубрики «50 мм» в декабре — московский фотограф Глеб Леонов, известный своими «архитектурными портретами». В творчестве и работе автора нет исключительной направленности, а его подход к фотографии воспитан в соответствии со строгими принципами художественной, инженерной и фотографической школ. Разговор с Глебом получился долгим и насыщенным самыми разными историями из жизненного и профессионального опыта. О творческом пути, опыте обучения в мастерской Куприянова, взаимодействии с крупными периодическими изданиями, архитектурными бюро, креативными кластерами, независимым альманахом «Родина», важными персоналиями и многом другом читайте в нашем лонгриде.
Давай начнём с базового вопроса, важного для понимания истории любого фотографа: как и когда в твоей жизни появилась фотография?
Ответ на этот вопрос зависит от того, с какого этапа отсчитывать. То есть, с момента, когда я начал регулярно снимать, или с момента первого коммерческого проекта или публикации. Увлечение фотографией появилось во времена учёбы в институте. Именно тогда в печатном издании впервые вышел материал с моими фотографиями, за который я получил гонорар. Тогда это было в долларах ещё, насколько я помню. Это было в 2007 году, после окончания университета. Тогда существовал журнал «Автопилот», от издательского дома «Коммерсантъ». Довольно большой, толстый, глянцевый, с кучей картинок. В нём была моя первая публикация. Довольно большая — фичер о поездке в Америку. То есть, я туда съездил, что-то поснимал, а позже со мной связались и сказали, что хотят опубликовать мои фотографии. Это была моя первая публикация за деньги.
Давай начнём с базового вопроса, важного для понимания истории любого фотографа: как и когда в твоей жизни появилась фотография?
Ответ на этот вопрос зависит от того, с какого этапа отсчитывать. То есть, с момента, когда я начал регулярно снимать, или с момента первого коммерческого проекта или публикации. Увлечение фотографией появилось во времена учёбы в институте. Именно тогда в печатном издании впервые вышел материал с моими фотографиями, за который я получил гонорар. Тогда это было в долларах ещё, насколько я помню. Это было в 2007 году, после окончания университета. Тогда существовал журнал «Автопилот», от издательского дома «Коммерсантъ». Довольно большой, толстый, глянцевый, с кучей картинок. В нём была моя первая публикация. Довольно большая — фичер о поездке в Америку. То есть, я туда съездил, что-то поснимал, а позже со мной связались и сказали, что хотят опубликовать мои фотографии. Это была моя первая публикация за деньги.
Ты ведь учился в Строгановке, верно?
Да, я учился в Строгановке, на промышленном дизайне. После вуза несколько лет пытался ещё заниматься промдизайном, в каких-то бюро работал, что-то пытался делать: немножко архитектуры, малые архитектурные формы, вроде беседок или чего-то похожего. В институте я уже тяготел к архитектуре, с ней был связан и мой дипломный проект. Этот интерес не пропал после вуза — после Строгановки я начал готовиться к поступлению в МАРХИ, посещал курсы. Тогда в Москве только-только открылась Школа Родченко. Я про неё ничего не знал абсолютно. Но однажды мне позвонил мой друг, с которым мы учились в Строгановке в свое время, и говорит: «Глеб, вот есть такая Школа Родченко, Свиблова открыла. Я, значит, туда собираюсь поступать. Пойдём вместе, документы подадим, портфолио и так далее». Я тогда не особо интересовался фотографией, не знал, что такое серия вообще, как её собрать, по какому принципу… В общем, в итоге — мы туда пошли, меня взяли, а его нет. На экзамен в МАРХИ после этого я уже не пошёл.
Да, я учился в Строгановке, на промышленном дизайне. После вуза несколько лет пытался ещё заниматься промдизайном, в каких-то бюро работал, что-то пытался делать: немножко архитектуры, малые архитектурные формы, вроде беседок или чего-то похожего. В институте я уже тяготел к архитектуре, с ней был связан и мой дипломный проект. Этот интерес не пропал после вуза — после Строгановки я начал готовиться к поступлению в МАРХИ, посещал курсы. Тогда в Москве только-только открылась Школа Родченко. Я про неё ничего не знал абсолютно. Но однажды мне позвонил мой друг, с которым мы учились в Строгановке в свое время, и говорит: «Глеб, вот есть такая Школа Родченко, Свиблова открыла. Я, значит, туда собираюсь поступать. Пойдём вместе, документы подадим, портфолио и так далее». Я тогда не особо интересовался фотографией, не знал, что такое серия вообще, как её собрать, по какому принципу… В общем, в итоге — мы туда пошли, меня взяли, а его нет. На экзамен в МАРХИ после этого я уже не пошёл.
Ты ведь учился в Строгановке, верно?
Да, я учился в Строгановке, на промышленном дизайне. После вуза несколько лет пытался ещё заниматься промдизайном, в каких-то бюро работал, что-то пытался делать: немножко архитектуры, малые архитектурные формы, вроде беседок или чего-то похожего. В институте я уже тяготел к архитектуре, с ней был связан и мой дипломный проект. Этот интерес не пропал после вуза — после Строгановки я начал готовиться к поступлению в МАРХИ, посещал курсы. Тогда в Москве только-только открылась Школа Родченко. Я про неё ничего не знал абсолютно. Но однажды мне позвонил мой друг, с которым мы учились в Строгановке в свое время, и говорит: «Глеб, вот есть такая Школа Родченко, Свиблова открыла. Я, значит, туда собираюсь поступать. Пойдём вместе, документы подадим, портфолио и так далее». Я тогда не особо интересовался фотографией, не знал, что такое серия вообще, как её собрать, по какому принципу… В общем, в итоге — мы туда пошли, меня взяли, а его нет. На экзамен в МАРХИ после этого я уже не пошёл.
Да, я учился в Строгановке, на промышленном дизайне. После вуза несколько лет пытался ещё заниматься промдизайном, в каких-то бюро работал, что-то пытался делать: немножко архитектуры, малые архитектурные формы, вроде беседок или чего-то похожего. В институте я уже тяготел к архитектуре, с ней был связан и мой дипломный проект. Этот интерес не пропал после вуза — после Строгановки я начал готовиться к поступлению в МАРХИ, посещал курсы. Тогда в Москве только-только открылась Школа Родченко. Я про неё ничего не знал абсолютно. Но однажды мне позвонил мой друг, с которым мы учились в Строгановке в свое время, и говорит: «Глеб, вот есть такая Школа Родченко, Свиблова открыла. Я, значит, туда собираюсь поступать. Пойдём вместе, документы подадим, портфолио и так далее». Я тогда не особо интересовался фотографией, не знал, что такое серия вообще, как её собрать, по какому принципу… В общем, в итоге — мы туда пошли, меня взяли, а его нет. На экзамен в МАРХИ после этого я уже не пошёл.
В чьей мастерской ты учился?
Куприянова. Студенты даже называли школу его именем — «Школа Куприянова». Он тогда имел довольно большое влияние и значение. И мне он, конечно, тоже много чего дал. Мы с ним нашли общий язык, в отличие от многих — им это давалось тяжело: показательно, что на первый курс к нему поступило, кажется, человек 15-20, а на дипломе защищалось уже точно меньше десяти. Человек шесть, наверно. Не все выдерживали напора, уходили в слезах от него. Очень он сильная личность, бескомпромиссная, как казалось на первый взгляд. Но человек он замечательный, и ко всем всегда относился хорошо. Любил студентов называть «лапулями», когда здоровался.
Куприянова. Студенты даже называли школу его именем — «Школа Куприянова». Он тогда имел довольно большое влияние и значение. И мне он, конечно, тоже много чего дал. Мы с ним нашли общий язык, в отличие от многих — им это давалось тяжело: показательно, что на первый курс к нему поступило, кажется, человек 15-20, а на дипломе защищалось уже точно меньше десяти. Человек шесть, наверно. Не все выдерживали напора, уходили в слезах от него. Очень он сильная личность, бескомпромиссная, как казалось на первый взгляд. Но человек он замечательный, и ко всем всегда относился хорошо. Любил студентов называть «лапулями», когда здоровался.
В чьей мастерской ты учился?
Куприянова. Студенты даже называли школу его именем — «Школа Куприянова». Он тогда имел довольно большое влияние и значение. И мне он, конечно, тоже много чего дал. Мы с ним нашли общий язык, в отличие от многих — им это давалось тяжело: показательно, что на первый курс к нему поступило, кажется, человек 15-20, а на дипломе защищалось уже точно меньше десяти. Человек шесть, наверно. Не все выдерживали напора, уходили в слезах от него. Очень он сильная личность, бескомпромиссная, как казалось на первый взгляд. Но человек он замечательный, и ко всем всегда относился хорошо. Любил студентов называть «лапулями», когда здоровался.
Куприянова. Студенты даже называли школу его именем — «Школа Куприянова». Он тогда имел довольно большое влияние и значение. И мне он, конечно, тоже много чего дал. Мы с ним нашли общий язык, в отличие от многих — им это давалось тяжело: показательно, что на первый курс к нему поступило, кажется, человек 15-20, а на дипломе защищалось уже точно меньше десяти. Человек шесть, наверно. Не все выдерживали напора, уходили в слезах от него. Очень он сильная личность, бескомпромиссная, как казалось на первый взгляд. Но человек он замечательный, и ко всем всегда относился хорошо. Любил студентов называть «лапулями», когда здоровался.
И как выстроился твой вектор поиска своего направления в фотографии после обучения в Школе Родченко?
Не столько сама школа, сколько сам Куприянов привил мне уважительное отношение к изображению. Собственно, почему от него все уходили? Когда он чувствовал, что кто-то где-то что-то недорабатывает, делает абы как, то разговор становился серьёзным и коротким. «А вам самим-то это нравится? То, что вы принесли?», — это первое, что он спрашивал, как бы с наездом. Это сильно повлияло на формирование моего личного отношения к фотографии. Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился, чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться довольным. Конечно, на утверждение такого принципа повлияла и последующая долгая работа с изданиями, где мы тоже снимали на плёнку и переснять вариантов не было.
Не столько сама школа, сколько сам Куприянов привил мне уважительное отношение к изображению. Собственно, почему от него все уходили? Когда он чувствовал, что кто-то где-то что-то недорабатывает, делает абы как, то разговор становился серьёзным и коротким. «А вам самим-то это нравится? То, что вы принесли?», — это первое, что он спрашивал, как бы с наездом. Это сильно повлияло на формирование моего личного отношения к фотографии. Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился, чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться довольным. Конечно, на утверждение такого принципа повлияла и последующая долгая работа с изданиями, где мы тоже снимали на плёнку и переснять вариантов не было.
И как выстроился твой вектор поиска своего направления в фотографии после обучения в Школе Родченко?
Не столько сама школа, сколько сам Куприянов привил мне уважительное отношение к изображению. Собственно, почему от него все уходили? Когда он чувствовал, что кто-то где-то что-то недорабатывает, делает абы как, то разговор становился серьёзным и коротким. «А вам самим-то это нравится? То, что вы принесли?», — это первое, что он спрашивал, как бы с наездом. Это сильно повлияло на формирование моего личного отношения к фотографии. Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился, чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться довольным. Конечно, на утверждение такого принципа повлияла и последующая долгая работа с изданиями, где мы тоже снимали на плёнку и переснять вариантов не было.
Не столько сама школа, сколько сам Куприянов привил мне уважительное отношение к изображению. Собственно, почему от него все уходили? Когда он чувствовал, что кто-то где-то что-то недорабатывает, делает абы как, то разговор становился серьёзным и коротким. «А вам самим-то это нравится? То, что вы принесли?», — это первое, что он спрашивал, как бы с наездом. Это сильно повлияло на формирование моего личного отношения к фотографии. Я должен знать, что будет в результате. На плёнку, не на плёнку — я должен чётко понимать как сделать один кадр так, чтобы он получился, чтобы он мне нравился, чтобы я мог даже в экстренном случае проявить его за день до публикации и остаться довольным. Конечно, на утверждение такого принципа повлияла и последующая долгая работа с изданиями, где мы тоже снимали на плёнку и переснять вариантов не было.
Что это были за издания?
«Афиша», «Афиша. Еда», «Афиша. Мир», «Большой город». Вот эти все издания, которые в одно время активно читались массами. Все фотографы снимали в основном на плёнку, но для некоторых рубрик кадры могли быть сделаны на цифру. Сергей Леонтьев, например, снимал тоже там постоянно, был штатным фотографом. У него был цифровой Hasselblad. Он на него снимал рецепты. Но в основном все остальные снимали на плёнку, на средний формат. «Афиша. Еда» выходила раз в месяц, «Афиша» — два раза в месяц. То есть, только сдали один выпуск, надо сразу готовить другой. И неважно, зима там, или просто погода плохая — вариантов нет. Есть две плёнки и задача, которую нужно выполнить.
«Афиша», «Афиша. Еда», «Афиша. Мир», «Большой город». Вот эти все издания, которые в одно время активно читались массами. Все фотографы снимали в основном на плёнку, но для некоторых рубрик кадры могли быть сделаны на цифру. Сергей Леонтьев, например, снимал тоже там постоянно, был штатным фотографом. У него был цифровой Hasselblad. Он на него снимал рецепты. Но в основном все остальные снимали на плёнку, на средний формат. «Афиша. Еда» выходила раз в месяц, «Афиша» — два раза в месяц. То есть, только сдали один выпуск, надо сразу готовить другой. И неважно, зима там, или просто погода плохая — вариантов нет. Есть две плёнки и задача, которую нужно выполнить.
Что это были за издания?
«Афиша», «Афиша. Еда», «Афиша. Мир», «Большой город». Вот эти все издания, которые в одно время активно читались массами. Все фотографы снимали в основном на плёнку, но для некоторых рубрик кадры могли быть сделаны на цифру. Сергей Леонтьев, например, снимал тоже там постоянно, был штатным фотографом. У него был цифровой Hasselblad. Он на него снимал рецепты. Но в основном все остальные снимали на плёнку, на средний формат. «Афиша. Еда» выходила раз в месяц, «Афиша» — два раза в месяц. То есть, только сдали один выпуск, надо сразу готовить другой. И неважно, зима там, или просто погода плохая — вариантов нет. Есть две плёнки и задача, которую нужно выполнить.
«Афиша», «Афиша. Еда», «Афиша. Мир», «Большой город». Вот эти все издания, которые в одно время активно читались массами. Все фотографы снимали в основном на плёнку, но для некоторых рубрик кадры могли быть сделаны на цифру. Сергей Леонтьев, например, снимал тоже там постоянно, был штатным фотографом. У него был цифровой Hasselblad. Он на него снимал рецепты. Но в основном все остальные снимали на плёнку, на средний формат. «Афиша. Еда» выходила раз в месяц, «Афиша» — два раза в месяц. То есть, только сдали один выпуск, надо сразу готовить другой. И неважно, зима там, или просто погода плохая — вариантов нет. Есть две плёнки и задача, которую нужно выполнить.
Как ты попал в редакцию?
У меня была знакомая Настя Маркелова. Она фотограф до сих пор, училась у Иры Меглинской. В общем, у неё была вечеринка, и она меня пригласила. Там я познакомился с Ваней Большаковым — тогда фоторедактором в «Афиша. Еда» — показал ему свои фотографии. На следующий день он со мной связался, позвонил. У меня тогда не было ни смартфона, ни Telegram, ни портфолио в соцсетях. Позвонил, и говорит: «Я хочу тебе заказать съёмку для «Афиша. Еда», только это очень ответственно, потому что мы снимаем на плёнку, у нас публикация, бла-бла-бла…». Ну, короче, ответственность большая. И я поехал, приехал в редакцию, выслушал ТЗ, взял свет и отправился снимать Ланкина, тогда — громкое имя в барной индустрии. По-моему, это была моя первая публикация. Редакции понравилось. Потом я начал на регулярной основе снимать для «Афиша. Еда». Потом подключилась обычная «Афиша» — то ли тоже через Ваню, то ли через Сашу Мадемуазель, то ли через Наташу Истомину. Все эти ребята там тогда работали.
У меня была знакомая Настя Маркелова. Она фотограф до сих пор, училась у Иры Меглинской. В общем, у неё была вечеринка, и она меня пригласила. Там я познакомился с Ваней Большаковым — тогда фоторедактором в «Афиша. Еда» — показал ему свои фотографии. На следующий день он со мной связался, позвонил. У меня тогда не было ни смартфона, ни Telegram, ни портфолио в соцсетях. Позвонил, и говорит: «Я хочу тебе заказать съёмку для «Афиша. Еда», только это очень ответственно, потому что мы снимаем на плёнку, у нас публикация, бла-бла-бла…». Ну, короче, ответственность большая. И я поехал, приехал в редакцию, выслушал ТЗ, взял свет и отправился снимать Ланкина, тогда — громкое имя в барной индустрии. По-моему, это была моя первая публикация. Редакции понравилось. Потом я начал на регулярной основе снимать для «Афиша. Еда». Потом подключилась обычная «Афиша» — то ли тоже через Ваню, то ли через Сашу Мадемуазель, то ли через Наташу Истомину. Все эти ребята там тогда работали.
Как ты попал в редакцию?
У меня была знакомая Настя Маркелова. Она фотограф до сих пор, училась у Иры Меглинской. В общем, у неё была вечеринка, и она меня пригласила. Там я познакомился с Ваней Большаковым — тогда фоторедактором в «Афиша. Еда» — показал ему свои фотографии. На следующий день он со мной связался, позвонил. У меня тогда не было ни смартфона, ни Telegram, ни портфолио в соцсетях. Позвонил, и говорит: «Я хочу тебе заказать съёмку для «Афиша. Еда», только это очень ответственно, потому что мы снимаем на плёнку, у нас публикация, бла-бла-бла…». Ну, короче, ответственность большая. И я поехал, приехал в редакцию, выслушал ТЗ, взял свет и отправился снимать Ланкина, тогда — громкое имя в барной индустрии. По-моему, это была моя первая публикация. Редакции понравилось. Потом я начал на регулярной основе снимать для «Афиша. Еда». Потом подключилась обычная «Афиша» — то ли тоже через Ваню, то ли через Сашу Мадемуазель, то ли через Наташу Истомину. Все эти ребята там тогда работали.
У меня была знакомая Настя Маркелова. Она фотограф до сих пор, училась у Иры Меглинской. В общем, у неё была вечеринка, и она меня пригласила. Там я познакомился с Ваней Большаковым — тогда фоторедактором в «Афиша. Еда» — показал ему свои фотографии. На следующий день он со мной связался, позвонил. У меня тогда не было ни смартфона, ни Telegram, ни портфолио в соцсетях. Позвонил, и говорит: «Я хочу тебе заказать съёмку для «Афиша. Еда», только это очень ответственно, потому что мы снимаем на плёнку, у нас публикация, бла-бла-бла…». Ну, короче, ответственность большая. И я поехал, приехал в редакцию, выслушал ТЗ, взял свет и отправился снимать Ланкина, тогда — громкое имя в барной индустрии. По-моему, это была моя первая публикация. Редакции понравилось. Потом я начал на регулярной основе снимать для «Афиша. Еда». Потом подключилась обычная «Афиша» — то ли тоже через Ваню, то ли через Сашу Мадемуазель, то ли через Наташу Истомину. Все эти ребята там тогда работали.
Чем для тебя была интересна работа с изданиями? Над какими материалами работать было наиболее занятно?
Вот фичер — это было круто. Времена были жирные, редакция могла позволить себе отправить фотографа в поездку, например, по России, или за границу — куда угодно. Во-первых, это интересно. Во-вторых, денег больше, потому что оплата была по полосам: чем больше материал, чем больше фотографии занимают места, тем больше денег получаешь. Снимать можно и нужно было всё: портреты героев, пейзажи, производство, дороги в стиле «роуд-муви», детали. Задача — сделать красивый материал из разных картинок. Просто как мини-выставку. Вот это и есть фичеры.
Вот фичер — это было круто. Времена были жирные, редакция могла позволить себе отправить фотографа в поездку, например, по России, или за границу — куда угодно. Во-первых, это интересно. Во-вторых, денег больше, потому что оплата была по полосам: чем больше материал, чем больше фотографии занимают места, тем больше денег получаешь. Снимать можно и нужно было всё: портреты героев, пейзажи, производство, дороги в стиле «роуд-муви», детали. Задача — сделать красивый материал из разных картинок. Просто как мини-выставку. Вот это и есть фичеры.
Чем для тебя была интересна работа с изданиями? Над какими материалами работать было наиболее занятно?
Вот фичер — это было круто. Времена были жирные, редакция могла позволить себе отправить фотографа в поездку, например, по России, или за границу — куда угодно. Во-первых, это интересно. Во-вторых, денег больше, потому что оплата была по полосам: чем больше материал, чем больше фотографии занимают места, тем больше денег получаешь. Снимать можно и нужно было всё: портреты героев, пейзажи, производство, дороги в стиле «роуд-муви», детали. Задача — сделать красивый материал из разных картинок. Просто как мини-выставку. Вот это и есть фичеры.
Вот фичер — это было круто. Времена были жирные, редакция могла позволить себе отправить фотографа в поездку, например, по России, или за границу — куда угодно. Во-первых, это интересно. Во-вторых, денег больше, потому что оплата была по полосам: чем больше материал, чем больше фотографии занимают места, тем больше денег получаешь. Снимать можно и нужно было всё: портреты героев, пейзажи, производство, дороги в стиле «роуд-муви», детали. Задача — сделать красивый материал из разных картинок. Просто как мини-выставку. Вот это и есть фичеры.
Есть ли у тебя любимый проект в «Афише»? Расскажи о нём поподробнее.
Это был последний проект, после — «Афишу» закрыли. Хорошо помню этот момент: мы сели в самолет, посмотрели новости, и евро на глазах вырос до ста. Тогда мы летели в Америку, там нам нужно было снимать круизный лайнер, который из Майами следовал по Бермудским островам. Это был как бы гастрономический круиз. На лайнере работал один из мощнейших ресторанов, которому, по легенде, не дали Мишлена только потому, что на корабле у ресторана не может быть адреса, а наличие адреса — обязательное условие.
Мы радоботали над фичером о местных ресторанах: снимали еду, условия хранения и холодильные ноу-хау, разведывали, как им удавалось ежедневно шиково кормить тысячи людей в условиях круиза. Мы собрали очень много материала, приехали, и журнал закрылся. Это было досадно. Фичер не вышел в печатной версии, только в электронной.
Это был последний проект, после — «Афишу» закрыли. Хорошо помню этот момент: мы сели в самолет, посмотрели новости, и евро на глазах вырос до ста. Тогда мы летели в Америку, там нам нужно было снимать круизный лайнер, который из Майами следовал по Бермудским островам. Это был как бы гастрономический круиз. На лайнере работал один из мощнейших ресторанов, которому, по легенде, не дали Мишлена только потому, что на корабле у ресторана не может быть адреса, а наличие адреса — обязательное условие.
Мы радоботали над фичером о местных ресторанах: снимали еду, условия хранения и холодильные ноу-хау, разведывали, как им удавалось ежедневно шиково кормить тысячи людей в условиях круиза. Мы собрали очень много материала, приехали, и журнал закрылся. Это было досадно. Фичер не вышел в печатной версии, только в электронной.
Есть ли у тебя любимый проект в «Афише»? Расскажи о нём поподробнее.
Это был последний проект, после — «Афишу» закрыли. Хорошо помню этот момент: мы сели в самолет, посмотрели новости, и евро на глазах вырос до ста. Тогда мы летели в Америку, там нам нужно было снимать круизный лайнер, который из Майами следовал по Бермудским островам. Это был как бы гастрономический круиз. На лайнере работал один из мощнейших ресторанов, которому, по легенде, не дали Мишлена только потому, что на корабле у ресторана не может быть адреса, а наличие адреса — обязательное условие.
Мы радоботали над фичером о местных ресторанах: снимали еду, условия хранения и холодильные ноу-хау, разведывали, как им удавалось ежедневно шиково кормить тысячи людей в условиях круиза. Мы собрали очень много материала, приехали, и журнал закрылся. Это было досадно. Фичер не вышел в печатной версии, только в электронной.
Это был последний проект, после — «Афишу» закрыли. Хорошо помню этот момент: мы сели в самолет, посмотрели новости, и евро на глазах вырос до ста. Тогда мы летели в Америку, там нам нужно было снимать круизный лайнер, который из Майами следовал по Бермудским островам. Это был как бы гастрономический круиз. На лайнере работал один из мощнейших ресторанов, которому, по легенде, не дали Мишлена только потому, что на корабле у ресторана не может быть адреса, а наличие адреса — обязательное условие.
Мы радоботали над фичером о местных ресторанах: снимали еду, условия хранения и холодильные ноу-хау, разведывали, как им удавалось ежедневно шиково кормить тысячи людей в условиях круиза. Мы собрали очень много материала, приехали, и журнал закрылся. Это было досадно. Фичер не вышел в печатной версии, только в электронной.
Ты уже упомянул об интересе к архитектуре, который возник в тебе ещё в студенческие годы. В какой момент архитектура и фотография соединились?
Ну, архитектура была интересна мне с самого детства, потому что мне она нравилась. Как факт. Есть мальчики, которым нравятся машинки, есть мальчики, которым нравятся компьютерные игры, условно. Девочки, которым нравятся куклы. А мне нравилась и нравится архитектура.
Конечно, после Школы Родченко я стал осознаннее смотреть, понимать и снимать архитектуру. И несмотря на структурированный подход и «вертикальность взгляда», которыми нужно обладать при фотографировании архитектуры, и за которые я двумя руками «за», могу сказать, что они работают не всегда. У меня есть несколько архитектурных заказчиков, с которыми классический подход не работает. У них в принципе вертикали мало в объектах. Это бюро «Totement Paper» — интересная команда, у которой каждый проект — это огромная история с легендой, с семантикой: тут мужское начало, тут женское, ну и так далее в таком духе. [смеётся] Короче, ребята замороченные. Очень сильно замороченные. Главное, что у меня получилось найти с ними контакт.
Кстати, с ними меня познакомил Куприянов. Это была моя первая архитектурная съемка, коммерческая. Она публиковалась в каких-то журналах, не только в российских. С тех пор я работаю с ними регулярно.
Ну, архитектура была интересна мне с самого детства, потому что мне она нравилась. Как факт. Есть мальчики, которым нравятся машинки, есть мальчики, которым нравятся компьютерные игры, условно. Девочки, которым нравятся куклы. А мне нравилась и нравится архитектура.
Конечно, после Школы Родченко я стал осознаннее смотреть, понимать и снимать архитектуру. И несмотря на структурированный подход и «вертикальность взгляда», которыми нужно обладать при фотографировании архитектуры, и за которые я двумя руками «за», могу сказать, что они работают не всегда. У меня есть несколько архитектурных заказчиков, с которыми классический подход не работает. У них в принципе вертикали мало в объектах. Это бюро «Totement Paper» — интересная команда, у которой каждый проект — это огромная история с легендой, с семантикой: тут мужское начало, тут женское, ну и так далее в таком духе. [смеётся] Короче, ребята замороченные. Очень сильно замороченные. Главное, что у меня получилось найти с ними контакт.
Кстати, с ними меня познакомил Куприянов. Это была моя первая архитектурная съемка, коммерческая. Она публиковалась в каких-то журналах, не только в российских. С тех пор я работаю с ними регулярно.
Ты уже упомянул об интересе к архитектуре, который возник в тебе ещё в студенческие годы. В какой момент архитектура и фотография соединились?
Ну, архитектура была интересна мне с самого детства, потому что мне она нравилась. Как факт. Есть мальчики, которым нравятся машинки, есть мальчики, которым нравятся компьютерные игры, условно. Девочки, которым нравятся куклы. А мне нравилась и нравится архитектура.
Конечно, после Школы Родченко я стал осознаннее смотреть, понимать и снимать архитектуру. И несмотря на структурированный подход и «вертикальность взгляда», которыми нужно обладать при фотографировании архитектуры, и за которые я двумя руками «за», могу сказать, что они работают не всегда. У меня есть несколько архитектурных заказчиков, с которыми классический подход не работает. У них в принципе вертикали мало в объектах. Это бюро «Totement Paper» — интересная команда, у которой каждый проект — это огромная история с легендой, с семантикой: тут мужское начало, тут женское, ну и так далее в таком духе. [смеётся] Короче, ребята замороченные. Очень сильно замороченные. Главное, что у меня получилось найти с ними контакт.
Кстати, с ними меня познакомил Куприянов. Это была моя первая архитектурная съемка, коммерческая. Она публиковалась в каких-то журналах, не только в российских. С тех пор я работаю с ними регулярно.
Ну, архитектура была интересна мне с самого детства, потому что мне она нравилась. Как факт. Есть мальчики, которым нравятся машинки, есть мальчики, которым нравятся компьютерные игры, условно. Девочки, которым нравятся куклы. А мне нравилась и нравится архитектура.
Конечно, после Школы Родченко я стал осознаннее смотреть, понимать и снимать архитектуру. И несмотря на структурированный подход и «вертикальность взгляда», которыми нужно обладать при фотографировании архитектуры, и за которые я двумя руками «за», могу сказать, что они работают не всегда. У меня есть несколько архитектурных заказчиков, с которыми классический подход не работает. У них в принципе вертикали мало в объектах. Это бюро «Totement Paper» — интересная команда, у которой каждый проект — это огромная история с легендой, с семантикой: тут мужское начало, тут женское, ну и так далее в таком духе. [смеётся] Короче, ребята замороченные. Очень сильно замороченные. Главное, что у меня получилось найти с ними контакт.
Кстати, с ними меня познакомил Куприянов. Это была моя первая архитектурная съемка, коммерческая. Она публиковалась в каких-то журналах, не только в российских. С тех пор я работаю с ними регулярно.
А как ты себя позиционируешь, кстати? Определяешь ли себя как жанрового фотографа?
А вот я себя никак, честно говоря, не позиционирую.
Коммерческий фотограф. Нет, можно сказать, что и архитектурный фотографов тоже, потому что даже когда я снимаю не архитектуру, а портреты, предметку, я... Можно сказать, что я снимаю их архитектурно, с похожим подходом, по такому же принципу. Но я, например, точно никогда не говорю, что я репортажник, несмотря на то, что репортажей снимал много: для «Яндекса», «Coca Cola», института «STRELKA», Британской высшей школы дизайна, последние три года много снимаю для ГЭС-2 и VAC Foundation. Многие меня с этой стороны знают, но я себя так не презентую.
А вот я себя никак, честно говоря, не позиционирую.
Коммерческий фотограф. Нет, можно сказать, что и архитектурный фотографов тоже, потому что даже когда я снимаю не архитектуру, а портреты, предметку, я... Можно сказать, что я снимаю их архитектурно, с похожим подходом, по такому же принципу. Но я, например, точно никогда не говорю, что я репортажник, несмотря на то, что репортажей снимал много: для «Яндекса», «Coca Cola», института «STRELKA», Британской высшей школы дизайна, последние три года много снимаю для ГЭС-2 и VAC Foundation. Многие меня с этой стороны знают, но я себя так не презентую.
А как ты себя позиционируешь, кстати? Определяешь ли себя как жанрового фотографа?
А вот я себя никак, честно говоря, не позиционирую.
Коммерческий фотограф. Нет, можно сказать, что и архитектурный фотографов тоже, потому что даже когда я снимаю не архитектуру, а портреты, предметку, я... Можно сказать, что я снимаю их архитектурно, с похожим подходом, по такому же принципу. Но я, например, точно никогда не говорю, что я репортажник, несмотря на то, что репортажей снимал много: для «Яндекса», «Coca Cola», института «STRELKA», Британской высшей школы дизайна, последние три года много снимаю для ГЭС-2 и VAC Foundation. Многие меня с этой стороны знают, но я себя так не презентую.
А вот я себя никак, честно говоря, не позиционирую.
Коммерческий фотограф. Нет, можно сказать, что и архитектурный фотографов тоже, потому что даже когда я снимаю не архитектуру, а портреты, предметку, я... Можно сказать, что я снимаю их архитектурно, с похожим подходом, по такому же принципу. Но я, например, точно никогда не говорю, что я репортажник, несмотря на то, что репортажей снимал много: для «Яндекса», «Coca Cola», института «STRELKA», Британской высшей школы дизайна, последние три года много снимаю для ГЭС-2 и VAC Foundation. Многие меня с этой стороны знают, но я себя так не презентую.
А чему больше отдаёшь предпочтение? Что тебя больше всего привлекает?
Наверно, я бы сказал, что архитектура, да. Когда ко мне прилетает заказ на съемку архитектуры, я радуюсь. По-особенному, не так, как другим заказам.
Расскажи о проекте «Родина». Чем он примечателен для тебя? Как выстраивалась работа над такой крупной книгой?
«Родина». Это проект, за который я очень благодарен Ире Меглинской, промоутеру и музе многих журналов, в том числе «Афиши». Кстати, у неё тоже был свой курс в Школе Родченко. В какой-то момент она как-то на меня вышла, мы пообщались и она предложила мне участвовать в проекте «Родина». Нужно сказать, что тогда вообще было много больших проектов, не коммерческих, а идейных, независимых. Идея «Родины» заключалась в репрезентации представителей ста разных профессий из отдаленных регионов нашей страны. Начиная с какого-нибудь оленевода из Якутска, заканчивая капитанами дальнего плавания или дрессировщиками слонов. Моим героем стала хлебопекарь из Воронежа. Я не знаю, кто находил этих людей, каким образом на них выходили, но нужно отметить, что проделывалась прямо грандиозная работа. Когда мне предложили моего героя, я ещё больше захотел принять участие. Это как раз тот случай, когда деньги вообще были не важны. А там, по-моему, и не было даже гонорара. Я просто сел и поехал. Интересно, что героиня была не в курсе того, что её будут снимать. Жила себе спокойно, а тут из Москвы кто-то с большим фотоаппаратом нарисовался. Можешь представить себе реакцию.
Я там нашёл где-то сам гостиницу в пригороде, провёл какое-то расследование: определил, где она приблизительно живет, как она ездит на работу, какой у неё график, где лучше поснимать и что. Село, в котором она живёт, называется Ямное. Я подумал, что если Ямное, значит, какой-то похожий рельеф вокруг. Значит, надо по Google-картам и Яндекс-картам смотреть, где искать местные овраги. Ездил, искал, фотографировал, чтобы максимально отразить действительность той «Родины», в которой моя героиня жила. Потом ездил на хлебозавод, а это сложно — у них же смена ночью. И снимать сложно, потому что там свет — одна люминесцентная лампочка. И вообще, никто же денег никому не платит, поэтому никто как бы тоже особо не заинтересован в участии. Приходилось со всеми общаться, объяснять, в чём ценность проекта.
В итоге, мы выпустили большую книгу, альманах о профессиях и людях, в них занятых. Глобально мы как бы отвечали в нём на вопрос: «С чего, или даже с кого, начинается Родина?»
Наверно, я бы сказал, что архитектура, да. Когда ко мне прилетает заказ на съемку архитектуры, я радуюсь. По-особенному, не так, как другим заказам.
Расскажи о проекте «Родина». Чем он примечателен для тебя? Как выстраивалась работа над такой крупной книгой?
«Родина». Это проект, за который я очень благодарен Ире Меглинской, промоутеру и музе многих журналов, в том числе «Афиши». Кстати, у неё тоже был свой курс в Школе Родченко. В какой-то момент она как-то на меня вышла, мы пообщались и она предложила мне участвовать в проекте «Родина». Нужно сказать, что тогда вообще было много больших проектов, не коммерческих, а идейных, независимых. Идея «Родины» заключалась в репрезентации представителей ста разных профессий из отдаленных регионов нашей страны. Начиная с какого-нибудь оленевода из Якутска, заканчивая капитанами дальнего плавания или дрессировщиками слонов. Моим героем стала хлебопекарь из Воронежа. Я не знаю, кто находил этих людей, каким образом на них выходили, но нужно отметить, что проделывалась прямо грандиозная работа. Когда мне предложили моего героя, я ещё больше захотел принять участие. Это как раз тот случай, когда деньги вообще были не важны. А там, по-моему, и не было даже гонорара. Я просто сел и поехал. Интересно, что героиня была не в курсе того, что её будут снимать. Жила себе спокойно, а тут из Москвы кто-то с большим фотоаппаратом нарисовался. Можешь представить себе реакцию.
Я там нашёл где-то сам гостиницу в пригороде, провёл какое-то расследование: определил, где она приблизительно живет, как она ездит на работу, какой у неё график, где лучше поснимать и что. Село, в котором она живёт, называется Ямное. Я подумал, что если Ямное, значит, какой-то похожий рельеф вокруг. Значит, надо по Google-картам и Яндекс-картам смотреть, где искать местные овраги. Ездил, искал, фотографировал, чтобы максимально отразить действительность той «Родины», в которой моя героиня жила. Потом ездил на хлебозавод, а это сложно — у них же смена ночью. И снимать сложно, потому что там свет — одна люминесцентная лампочка. И вообще, никто же денег никому не платит, поэтому никто как бы тоже особо не заинтересован в участии. Приходилось со всеми общаться, объяснять, в чём ценность проекта.
В итоге, мы выпустили большую книгу, альманах о профессиях и людях, в них занятых. Глобально мы как бы отвечали в нём на вопрос: «С чего, или даже с кого, начинается Родина?»
А чему больше отдаёшь предпочтение? Что тебя больше всего привлекает?
Наверно, я бы сказал, что архитектура, да. Когда ко мне прилетает заказ на съемку архитектуры, я радуюсь. По-особенному, не так, как другим заказам.
Расскажи о проекте «Родина». Чем он примечателен для тебя? Как выстраивалась работа над такой крупной книгой?
«Родина». Это проект, за который я очень благодарен Ире Меглинской, промоутеру и музе многих журналов, в том числе «Афиши». Кстати, у неё тоже был свой курс в Школе Родченко. В какой-то момент она как-то на меня вышла, мы пообщались и она предложила мне участвовать в проекте «Родина». Нужно сказать, что тогда вообще было много больших проектов, не коммерческих, а идейных, независимых. Идея «Родины» заключалась в репрезентации представителей ста разных профессий из отдаленных регионов нашей страны. Начиная с какого-нибудь оленевода из Якутска, заканчивая капитанами дальнего плавания или дрессировщиками слонов. Моим героем стала хлебопекарь из Воронежа. Я не знаю, кто находил этих людей, каким образом на них выходили, но нужно отметить, что проделывалась прямо грандиозная работа. Когда мне предложили моего героя, я ещё больше захотел принять участие. Это как раз тот случай, когда деньги вообще были не важны. А там, по-моему, и не было даже гонорара. Я просто сел и поехал. Интересно, что героиня была не в курсе того, что её будут снимать. Жила себе спокойно, а тут из Москвы кто-то с большим фотоаппаратом нарисовался. Можешь представить себе реакцию.
Я там нашёл где-то сам гостиницу в пригороде, провёл какое-то расследование: определил, где она приблизительно живет, как она ездит на работу, какой у неё график, где лучше поснимать и что. Село, в котором она живёт, называется Ямное. Я подумал, что если Ямное, значит, какой-то похожий рельеф вокруг. Значит, надо по Google-картам и Яндекс-картам смотреть, где искать местные овраги. Ездил, искал, фотографировал, чтобы максимально отразить действительность той «Родины», в которой моя героиня жила. Потом ездил на хлебозавод, а это сложно — у них же смена ночью. И снимать сложно, потому что там свет — одна люминесцентная лампочка. И вообще, никто же денег никому не платит, поэтому никто как бы тоже особо не заинтересован в участии. Приходилось со всеми общаться, объяснять, в чём ценность проекта.
В итоге, мы выпустили большую книгу, альманах о профессиях и людях, в них занятых. Глобально мы как бы отвечали в нём на вопрос: «С чего, или даже с кого, начинается Родина?»
Наверно, я бы сказал, что архитектура, да. Когда ко мне прилетает заказ на съемку архитектуры, я радуюсь. По-особенному, не так, как другим заказам.
Расскажи о проекте «Родина». Чем он примечателен для тебя? Как выстраивалась работа над такой крупной книгой?
«Родина». Это проект, за который я очень благодарен Ире Меглинской, промоутеру и музе многих журналов, в том числе «Афиши». Кстати, у неё тоже был свой курс в Школе Родченко. В какой-то момент она как-то на меня вышла, мы пообщались и она предложила мне участвовать в проекте «Родина». Нужно сказать, что тогда вообще было много больших проектов, не коммерческих, а идейных, независимых. Идея «Родины» заключалась в репрезентации представителей ста разных профессий из отдаленных регионов нашей страны. Начиная с какого-нибудь оленевода из Якутска, заканчивая капитанами дальнего плавания или дрессировщиками слонов. Моим героем стала хлебопекарь из Воронежа. Я не знаю, кто находил этих людей, каким образом на них выходили, но нужно отметить, что проделывалась прямо грандиозная работа. Когда мне предложили моего героя, я ещё больше захотел принять участие. Это как раз тот случай, когда деньги вообще были не важны. А там, по-моему, и не было даже гонорара. Я просто сел и поехал. Интересно, что героиня была не в курсе того, что её будут снимать. Жила себе спокойно, а тут из Москвы кто-то с большим фотоаппаратом нарисовался. Можешь представить себе реакцию.
Я там нашёл где-то сам гостиницу в пригороде, провёл какое-то расследование: определил, где она приблизительно живет, как она ездит на работу, какой у неё график, где лучше поснимать и что. Село, в котором она живёт, называется Ямное. Я подумал, что если Ямное, значит, какой-то похожий рельеф вокруг. Значит, надо по Google-картам и Яндекс-картам смотреть, где искать местные овраги. Ездил, искал, фотографировал, чтобы максимально отразить действительность той «Родины», в которой моя героиня жила. Потом ездил на хлебозавод, а это сложно — у них же смена ночью. И снимать сложно, потому что там свет — одна люминесцентная лампочка. И вообще, никто же денег никому не платит, поэтому никто как бы тоже особо не заинтересован в участии. Приходилось со всеми общаться, объяснять, в чём ценность проекта.
В итоге, мы выпустили большую книгу, альманах о профессиях и людях, в них занятых. Глобально мы как бы отвечали в нём на вопрос: «С чего, или даже с кого, начинается Родина?»
В твоём портфолио достаточно много портретных съемок. Чьи портреты имеют для тебя особую ценность?
Резо Габриадзе, к нему я ездил несколько раз, и в Москве, и в Тбилиси. Он тогда уже был очень старенький, ему было тяжело. Иногда он не мог выделить даже больше пяти минут свободного времени. Однажды я фотографировал в его студии на Мосфильмовской, правда, вместо двух часов съёмки заморочился до ночи. Остался спать там на диванчике.
Из недавнего — портрет Франциско Инфанте. Для меня это тоже очень большая честь. Жалко, что он тоже, конечно, очень старенький, и на съемку было всего несколько минут. Пока не могу показать этот портрет, но обязательно выложу его чуть позже.
О, есть ещё одна история, связанная с портретом Хабиба Нурмагомедова. Журнал «PROспорт» тогда выступил заказчиком и очень плохо подошёл к организации всего этого задания. В общем, так случилось, что я был в Дагестане, снимал там по заданию архитектурный объект, по-моему даже какую-то электростанцию. Кто-то из журнала «PROспорт» узнал, что я в Дагестане, и со мной связались через знакомого продюсера. До этого я с ними ни разу не работал. Запрос звучал так: «Мы хотим, чтобы ты снял материал про Хабиба Нурмагомедова». А я не знал, кто это. Правда не знал. И вот мне рассказали, что он большой чемпион, с особой историей, тренируется постоянно, каменные глыбы тягает, живёт в горах и чуть ли не с медведями борется. Я сразу представил себе кучу крутых картинок и согласился.
Мне рассказали, что Хабиб бегает по утрам по какому-то одному маршруту. Но это в Махачкале, а я жил в Каспийске. Как-то договорились, меня привезли: с фотооборудованием, с рюкзаком, с железным штативом. Вот, выгрузился я там, на какой-то центральной улице. Жду Хабиба. Ни телефона его, ничего нет. Есть только телефон редакции. На часах — часа 4 утра. В итоге, увидел его, остановил, начал с ним разговаривать, объяснять, что мне нужно его сфотографировать. А он ответил, что вообще не в курсе, ничего ни о какой съемке не знает. Типа, ты кто вообще, с какой стати? Но должен отметить, что Хабиб в итоге оказался самым приятным в общении из всех, кто был там. Я объяснил ему, что Абдулманап, его отец, был в курсе запланированной публикации, тогда он меня выслушал, и мы пошли на базу, где Хабиб со своими братьями и другими спортсменами тренировался. Пока Абдулманап не согласовал съёмку, я не смог ничего фотографировать. «PROспорт» обещал мне тренировки в горах, которые нужно было снимать. В итоге, в горах проводилась контртеррористическая операция и туда мы не поехали. На базе снимать было сложно. Слишком темно, стены зелёные, пожухлые, как в старом спортзале средней школы.
Жил я буквально в кабинете Абдулманапа, спал на диване. Уговаривал борцов посниматься вне зала, что было достаточно тяжело, но в конце концов мне удалось. Особенно мне запомнилась история с забегом по холмам: Хабиб мне предоставил свою Приору, чтобы я мог с камерой догонять группу спортсменов.
Но самый интересный персонаж в этой истории — журнал «PROспорт». Я всё снял, приехал в Москву, всё проявил, отсканировал. Они потом мне не компенсировали, по-моему, ни плёнку, ни проявку, ни отсутствие условий и должной организации, ни авиабилеты.
Резо Габриадзе, к нему я ездил несколько раз, и в Москве, и в Тбилиси. Он тогда уже был очень старенький, ему было тяжело. Иногда он не мог выделить даже больше пяти минут свободного времени. Однажды я фотографировал в его студии на Мосфильмовской, правда, вместо двух часов съёмки заморочился до ночи. Остался спать там на диванчике.
Из недавнего — портрет Франциско Инфанте. Для меня это тоже очень большая честь. Жалко, что он тоже, конечно, очень старенький, и на съемку было всего несколько минут. Пока не могу показать этот портрет, но обязательно выложу его чуть позже.
О, есть ещё одна история, связанная с портретом Хабиба Нурмагомедова. Журнал «PROспорт» тогда выступил заказчиком и очень плохо подошёл к организации всего этого задания. В общем, так случилось, что я был в Дагестане, снимал там по заданию архитектурный объект, по-моему даже какую-то электростанцию. Кто-то из журнала «PROспорт» узнал, что я в Дагестане, и со мной связались через знакомого продюсера. До этого я с ними ни разу не работал. Запрос звучал так: «Мы хотим, чтобы ты снял материал про Хабиба Нурмагомедова». А я не знал, кто это. Правда не знал. И вот мне рассказали, что он большой чемпион, с особой историей, тренируется постоянно, каменные глыбы тягает, живёт в горах и чуть ли не с медведями борется. Я сразу представил себе кучу крутых картинок и согласился.
Мне рассказали, что Хабиб бегает по утрам по какому-то одному маршруту. Но это в Махачкале, а я жил в Каспийске. Как-то договорились, меня привезли: с фотооборудованием, с рюкзаком, с железным штативом. Вот, выгрузился я там, на какой-то центральной улице. Жду Хабиба. Ни телефона его, ничего нет. Есть только телефон редакции. На часах — часа 4 утра. В итоге, увидел его, остановил, начал с ним разговаривать, объяснять, что мне нужно его сфотографировать. А он ответил, что вообще не в курсе, ничего ни о какой съемке не знает. Типа, ты кто вообще, с какой стати? Но должен отметить, что Хабиб в итоге оказался самым приятным в общении из всех, кто был там. Я объяснил ему, что Абдулманап, его отец, был в курсе запланированной публикации, тогда он меня выслушал, и мы пошли на базу, где Хабиб со своими братьями и другими спортсменами тренировался. Пока Абдулманап не согласовал съёмку, я не смог ничего фотографировать. «PROспорт» обещал мне тренировки в горах, которые нужно было снимать. В итоге, в горах проводилась контртеррористическая операция и туда мы не поехали. На базе снимать было сложно. Слишком темно, стены зелёные, пожухлые, как в старом спортзале средней школы.
Жил я буквально в кабинете Абдулманапа, спал на диване. Уговаривал борцов посниматься вне зала, что было достаточно тяжело, но в конце концов мне удалось. Особенно мне запомнилась история с забегом по холмам: Хабиб мне предоставил свою Приору, чтобы я мог с камерой догонять группу спортсменов.
Но самый интересный персонаж в этой истории — журнал «PROспорт». Я всё снял, приехал в Москву, всё проявил, отсканировал. Они потом мне не компенсировали, по-моему, ни плёнку, ни проявку, ни отсутствие условий и должной организации, ни авиабилеты.
В твоём портфолио достаточно много портретных съемок. Чьи портреты имеют для тебя особую ценность?
Резо Габриадзе, к нему я ездил несколько раз, и в Москве, и в Тбилиси. Он тогда уже был очень старенький, ему было тяжело. Иногда он не мог выделить даже больше пяти минут свободного времени. Однажды я фотографировал в его студии на Мосфильмовской, правда, вместо двух часов съёмки заморочился до ночи. Остался спать там на диванчике.
Из недавнего — портрет Франциско Инфанте. Для меня это тоже очень большая честь. Жалко, что он тоже, конечно, очень старенький, и на съемку было всего несколько минут. Пока не могу показать этот портрет, но обязательно выложу его чуть позже.
О, есть ещё одна история, связанная с портретом Хабиба Нурмагомедова. Журнал «PROспорт» тогда выступил заказчиком и очень плохо подошёл к организации всего этого задания. В общем, так случилось, что я был в Дагестане, снимал там по заданию архитектурный объект, по-моему даже какую-то электростанцию. Кто-то из журнала «PROспорт» узнал, что я в Дагестане, и со мной связались через знакомого продюсера. До этого я с ними ни разу не работал. Запрос звучал так: «Мы хотим, чтобы ты снял материал про Хабиба Нурмагомедова». А я не знал, кто это. Правда не знал. И вот мне рассказали, что он большой чемпион, с особой историей, тренируется постоянно, каменные глыбы тягает, живёт в горах и чуть ли не с медведями борется. Я сразу представил себе кучу крутых картинок и согласился.
Мне рассказали, что Хабиб бегает по утрам по какому-то одному маршруту. Но это в Махачкале, а я жил в Каспийске. Как-то договорились, меня привезли: с фотооборудованием, с рюкзаком, с железным штативом. Вот, выгрузился я там, на какой-то центральной улице. Жду Хабиба. Ни телефона его, ничего нет. Есть только телефон редакции. На часах — часа 4 утра. В итоге, увидел его, остановил, начал с ним разговаривать, объяснять, что мне нужно его сфотографировать. А он ответил, что вообще не в курсе, ничего ни о какой съемке не знает. Типа, ты кто вообще, с какой стати? Но должен отметить, что Хабиб в итоге оказался самым приятным в общении из всех, кто был там. Я объяснил ему, что Абдулманап, его отец, был в курсе запланированной публикации, тогда он меня выслушал, и мы пошли на базу, где Хабиб со своими братьями и другими спортсменами тренировался. Пока Абдулманап не согласовал съёмку, я не смог ничего фотографировать. «PROспорт» обещал мне тренировки в горах, которые нужно было снимать. В итоге, в горах проводилась контртеррористическая операция и туда мы не поехали. На базе снимать было сложно. Слишком темно, стены зелёные, пожухлые, как в старом спортзале средней школы.
Жил я буквально в кабинете Абдулманапа, спал на диване. Уговаривал борцов посниматься вне зала, что было достаточно тяжело, но в конце концов мне удалось. Особенно мне запомнилась история с забегом по холмам: Хабиб мне предоставил свою Приору, чтобы я мог с камерой догонять группу спортсменов.
Но самый интересный персонаж в этой истории — журнал «PROспорт». Я всё снял, приехал в Москву, всё проявил, отсканировал. Они потом мне не компенсировали, по-моему, ни плёнку, ни проявку, ни отсутствие условий и должной организации, ни авиабилеты.
Резо Габриадзе, к нему я ездил несколько раз, и в Москве, и в Тбилиси. Он тогда уже был очень старенький, ему было тяжело. Иногда он не мог выделить даже больше пяти минут свободного времени. Однажды я фотографировал в его студии на Мосфильмовской, правда, вместо двух часов съёмки заморочился до ночи. Остался спать там на диванчике.
Из недавнего — портрет Франциско Инфанте. Для меня это тоже очень большая честь. Жалко, что он тоже, конечно, очень старенький, и на съемку было всего несколько минут. Пока не могу показать этот портрет, но обязательно выложу его чуть позже.
О, есть ещё одна история, связанная с портретом Хабиба Нурмагомедова. Журнал «PROспорт» тогда выступил заказчиком и очень плохо подошёл к организации всего этого задания. В общем, так случилось, что я был в Дагестане, снимал там по заданию архитектурный объект, по-моему даже какую-то электростанцию. Кто-то из журнала «PROспорт» узнал, что я в Дагестане, и со мной связались через знакомого продюсера. До этого я с ними ни разу не работал. Запрос звучал так: «Мы хотим, чтобы ты снял материал про Хабиба Нурмагомедова». А я не знал, кто это. Правда не знал. И вот мне рассказали, что он большой чемпион, с особой историей, тренируется постоянно, каменные глыбы тягает, живёт в горах и чуть ли не с медведями борется. Я сразу представил себе кучу крутых картинок и согласился.
Мне рассказали, что Хабиб бегает по утрам по какому-то одному маршруту. Но это в Махачкале, а я жил в Каспийске. Как-то договорились, меня привезли: с фотооборудованием, с рюкзаком, с железным штативом. Вот, выгрузился я там, на какой-то центральной улице. Жду Хабиба. Ни телефона его, ничего нет. Есть только телефон редакции. На часах — часа 4 утра. В итоге, увидел его, остановил, начал с ним разговаривать, объяснять, что мне нужно его сфотографировать. А он ответил, что вообще не в курсе, ничего ни о какой съемке не знает. Типа, ты кто вообще, с какой стати? Но должен отметить, что Хабиб в итоге оказался самым приятным в общении из всех, кто был там. Я объяснил ему, что Абдулманап, его отец, был в курсе запланированной публикации, тогда он меня выслушал, и мы пошли на базу, где Хабиб со своими братьями и другими спортсменами тренировался. Пока Абдулманап не согласовал съёмку, я не смог ничего фотографировать. «PROспорт» обещал мне тренировки в горах, которые нужно было снимать. В итоге, в горах проводилась контртеррористическая операция и туда мы не поехали. На базе снимать было сложно. Слишком темно, стены зелёные, пожухлые, как в старом спортзале средней школы.
Жил я буквально в кабинете Абдулманапа, спал на диване. Уговаривал борцов посниматься вне зала, что было достаточно тяжело, но в конце концов мне удалось. Особенно мне запомнилась история с забегом по холмам: Хабиб мне предоставил свою Приору, чтобы я мог с камерой догонять группу спортсменов.
Но самый интересный персонаж в этой истории — журнал «PROспорт». Я всё снял, приехал в Москву, всё проявил, отсканировал. Они потом мне не компенсировали, по-моему, ни плёнку, ни проявку, ни отсутствие условий и должной организации, ни авиабилеты.
Над какими проектами ты работаешь сегодня? В каком направлении тебе хотелось бы двигаться далее?
Недавно я собрал панорамное фото ГЭС-2 из нескольких средноформатных снимков. Это очень кропотливая и тонкая работа, которой я очень горжусь. Я ей доволен.
Что касается проектов, то могу сказать, что не планировал каких-то конкретных. У меня, мне кажется, есть некоторые сложности с долгосрочным планированием. Я и в соцсети выкладываю, наверно, только 5% того, что делаю. Тяжело выбирать, тяжело систематизировать.
Сейчас хочется уделить больше времени переработке архива. У меня очень много снимков, очень много негативов, которые нужно привести в порядок. Конечно , хочется больше взаимодействовать с интересными проектами, снимать больше архитектуры, потому что, как мне кажется, сегодня я больше расположен именно к архитектурной фотографии.
Автор: Элина Иудина
Недавно я собрал панорамное фото ГЭС-2 из нескольких средноформатных снимков. Это очень кропотливая и тонкая работа, которой я очень горжусь. Я ей доволен.
Что касается проектов, то могу сказать, что не планировал каких-то конкретных. У меня, мне кажется, есть некоторые сложности с долгосрочным планированием. Я и в соцсети выкладываю, наверно, только 5% того, что делаю. Тяжело выбирать, тяжело систематизировать.
Сейчас хочется уделить больше времени переработке архива. У меня очень много снимков, очень много негативов, которые нужно привести в порядок. Конечно , хочется больше взаимодействовать с интересными проектами, снимать больше архитектуры, потому что, как мне кажется, сегодня я больше расположен именно к архитектурной фотографии.
Автор: Элина Иудина
Над какими проектами ты работаешь сегодня? В каком направлении тебе хотелось бы двигаться далее?
Недавно я собрал панорамное фото ГЭС-2 из нескольких средноформатных снимков. Это очень кропотливая и тонкая работа, которой я очень горжусь. Я ей доволен.
Что касается проектов, то могу сказать, что не планировал каких-то конкретных. У меня, мне кажется, есть некоторые сложности с долгосрочным планированием. Я и в соцсети выкладываю, наверно, только 5% того, что делаю. Тяжело выбирать, тяжело систематизировать.
Сейчас хочется уделить больше времени переработке архива. У меня очень много снимков, очень много негативов, которые нужно привести в порядок. Конечно , хочется больше взаимодействовать с интересными проектами, снимать больше архитектуры, потому что, как мне кажется, сегодня я больше расположен именно к архитектурной фотографии.
Автор: Элина Иудина
Недавно я собрал панорамное фото ГЭС-2 из нескольких средноформатных снимков. Это очень кропотливая и тонкая работа, которой я очень горжусь. Я ей доволен.
Что касается проектов, то могу сказать, что не планировал каких-то конкретных. У меня, мне кажется, есть некоторые сложности с долгосрочным планированием. Я и в соцсети выкладываю, наверно, только 5% того, что делаю. Тяжело выбирать, тяжело систематизировать.
Сейчас хочется уделить больше времени переработке архива. У меня очень много снимков, очень много негативов, которые нужно привести в порядок. Конечно , хочется больше взаимодействовать с интересными проектами, снимать больше архитектуры, потому что, как мне кажется, сегодня я больше расположен именно к архитектурной фотографии.
Автор: Элина Иудина