Мы используем файлы cookies и сервисы сбора технических данных. Мы не следим за вами, просто хотим сделать сайт для вас удобнее и интереснее! Подробности тут.
29 декабря 2025
50 мм. Гена Некрасов
29 декабря 2025
50 мм. Гена Некрасов
Гость долгожданного декабрьского выпуска рубрики «50 мм» – Гена Некрасов, автор оптического отпечатка, занявшего почётное место на обложке нашего буклета. Многие знают Гену как главного ведущего мастер-классов по проявке цветной плёнки и цветной оптической печати. Без преувеличения скажем – мы очень рады тому, что в нашей команде есть такие специалисты, как Гена: погруженные в своё дело и чётко осознающие свои творческие и профессиональные интересы. Об истории перехода в фотолабораторию PERSPEKTIVA, любви к цвету, обучении в мастерской Сергея Браткова и опыте – его сути и цене – читайте в нашем интервью.
Гость долгожданного декабрьского выпуска рубрики «50 мм» – Гена Некрасов, автор оптического отпечатка, занявшего почётное место на обложке нашего буклета. Многие знают Гену как главного ведущего мастер-классов по проявке цветной плёнки и цветной оптической печати. Без преувеличения скажем – мы очень рады тому, что в нашей команде есть такие специалисты, как Гена: погруженные в своё дело и чётко осознающие свои творческие и профессиональные интересы. Об истории перехода в фотолабораторию PERSPEKTIVA, любви к цвету, обучении в мастерской Сергея Браткова и опыте – его сути и цене – читайте в нашем интервью.
Автор: ObvalFacada
Расскажи о своей роли в PERSPEKTIVA. Как давно ты работаешь в лаборатории?
Сейчас в PERSPEKTIVA я занимаюсь оптической цветной печатью и проведением мастер-классов по печати и цветной проявке, а также делами даркрума в целом. Я работаю здесь с лета 2024 года, примерно с того же момента начал проводить мастер-классы, сначала по проявке чёрно-белой плёнки, а чуть позже переключился исключительно на цвет.
«Профессионально» работать с пленкой я начал ещё в 2018 году в лаборатории «Среда». Я попал туда до некоторой степени случайно, имея за плечами только опыт сканирования – «Среда» и стала моей школой, за что я ей, а точнее людям, с которыми мне довелось там работать, благодарен и признателен. Там же (под надзором и руководством печатницы Элины Каюмовой) я сделал свой первый цветной отпечаток, и был счастлив, как никогда. Затем был опыт работы в «Архив.лаб» – совершенно иной по формату и подходу лаборатории, непохожей ни на одну другую (и, оглядываясь назад, наиболее близкую к моим личным представлениям о том, какой должна быть плёночная лаборатория). Главным пожалуй было ощущение свободы в работе и (банальное) осознание того, как важны мелочи. Затем была «Коммуна», начавшаяся в подвальном помещении Дома-коммуны на Ленинском проспекте, в которой я оказался во многом благодаря ребятам (привет, ребята) из «Среды». Как и в «Архив.лаб», в «коммуне» я занимался в основном проявкой, и, можно сказать, отладкой и контролем проявочных процессов.
Только потом я очутился в PERSPEKTIVA. Можно сказать, что это произошло с четвёртой попытки: с Владом Усиком мы были знакомы ещё со времён «Среды», и несколько раз за эти годы были очень близки к тому, чтобы начать сотрудничество, но каждый раз что-то не срасталось. Плёночно-лабораторный мир весьма тесен, и в чём-то схож с миром профессионального спорта. Так же, как, к примеру, в футболе, в лабораториях существует практика «трансфера» лаборантов: PERSPEKTIVA щедро выкупила меня у «Коммуны» (во многом благодаря этому «Коммуне» удалось переехать из подвала на Ленинском прямиком на Трехсвятительский переулок, где она теперь соседствует с баром «Эскапист» и прочими обитателями «трёхсвята»).
К счастью, сейчас я занимаюсь только тем, что меня действительно интересует – печатью и смежными с ней вещами.
Сейчас в PERSPEKTIVA я занимаюсь оптической цветной печатью и проведением мастер-классов по печати и цветной проявке, а также делами даркрума в целом. Я работаю здесь с лета 2024 года, примерно с того же момента начал проводить мастер-классы, сначала по проявке чёрно-белой плёнки, а чуть позже переключился исключительно на цвет.
«Профессионально» работать с пленкой я начал ещё в 2018 году в лаборатории «Среда». Я попал туда до некоторой степени случайно, имея за плечами только опыт сканирования – «Среда» и стала моей школой, за что я ей, а точнее людям, с которыми мне довелось там работать, благодарен и признателен. Там же (под надзором и руководством печатницы Элины Каюмовой) я сделал свой первый цветной отпечаток, и был счастлив, как никогда. Затем был опыт работы в «Архив.лаб» – совершенно иной по формату и подходу лаборатории, непохожей ни на одну другую (и, оглядываясь назад, наиболее близкую к моим личным представлениям о том, какой должна быть плёночная лаборатория). Главным пожалуй было ощущение свободы в работе и (банальное) осознание того, как важны мелочи. Затем была «Коммуна», начавшаяся в подвальном помещении Дома-коммуны на Ленинском проспекте, в которой я оказался во многом благодаря ребятам (привет, ребята) из «Среды». Как и в «Архив.лаб», в «коммуне» я занимался в основном проявкой, и, можно сказать, отладкой и контролем проявочных процессов.
Только потом я очутился в PERSPEKTIVA. Можно сказать, что это произошло с четвёртой попытки: с Владом Усиком мы были знакомы ещё со времён «Среды», и несколько раз за эти годы были очень близки к тому, чтобы начать сотрудничество, но каждый раз что-то не срасталось. Плёночно-лабораторный мир весьма тесен, и в чём-то схож с миром профессионального спорта. Так же, как, к примеру, в футболе, в лабораториях существует практика «трансфера» лаборантов: PERSPEKTIVA щедро выкупила меня у «Коммуны» (во многом благодаря этому «Коммуне» удалось переехать из подвала на Ленинском прямиком на Трехсвятительский переулок, где она теперь соседствует с баром «Эскапист» и прочими обитателями «трёхсвята»).
К счастью, сейчас я занимаюсь только тем, что меня действительно интересует – печатью и смежными с ней вещами.
Расскажи о своей роли в PERSPEKTIVA. Как давно ты работаешь в лаборатории?
Сейчас в PERSPEKTIVA я занимаюсь оптической цветной печатью и проведением мастер-классов по печати и цветной проявке, а также делами даркрума в целом. Я работаю здесь с лета 2024 года, примерно с того же момента начал проводить мастер-классы, сначала по проявке чёрно-белой плёнки, а чуть позже переключился исключительно на цвет.
«Профессионально» работать с пленкой я начал ещё в 2018 году в лаборатории «Среда». Я попал туда до некоторой степени случайно, имея за плечами только опыт сканирования – «Среда» и стала моей школой, за что я ей, а точнее людям, с которыми мне довелось там работать, благодарен и признателен. Там же (под надзором и руководством печатницы Элины Каюмовой) я сделал свой первый цветной отпечаток, и был счастлив, как никогда. Затем был опыт работы в «Архив.лаб» – совершенно иной по формату и подходу лаборатории, непохожей ни на одну другую (и, оглядываясь назад, наиболее близкую к моим личным представлениям о том, какой должна быть плёночная лаборатория). Главным пожалуй было ощущение свободы в работе и (банальное) осознание того, как важны мелочи. Затем была «Коммуна», начавшаяся в подвальном помещении Дома-коммуны на Ленинском проспекте, в которой я оказался во многом благодаря ребятам (привет, ребята) из «Среды». Как и в «Архив.лаб», в «коммуне» я занимался в основном проявкой, и, можно сказать, отладкой и контролем проявочных процессов.
Только потом я очутился в PERSPEKTIVA. Можно сказать, что это произошло с четвёртой попытки: с Владом Усиком мы были знакомы ещё со времён «Среды», и несколько раз за эти годы были очень близки к тому, чтобы начать сотрудничество, но каждый раз что-то не срасталось. Плёночно-лабораторный мир весьма тесен, и в чём-то схож с миром профессионального спорта. Так же, как, к примеру, в футболе, в лабораториях существует практика «трансфера» лаборантов: PERSPEKTIVA щедро выкупила меня у «Коммуны» (во многом благодаря этому «Коммуне» удалось переехать из подвала на Ленинском прямиком на Трехсвятительский переулок, где она теперь соседствует с баром «Эскапист» и прочими обитателями «трёхсвята»).
К счастью, сейчас я занимаюсь только тем, что меня действительно интересует – печатью и смежными с ней вещами.
Сейчас в PERSPEKTIVA я занимаюсь оптической цветной печатью и проведением мастер-классов по печати и цветной проявке, а также делами даркрума в целом. Я работаю здесь с лета 2024 года, примерно с того же момента начал проводить мастер-классы, сначала по проявке чёрно-белой плёнки, а чуть позже переключился исключительно на цвет.
«Профессионально» работать с пленкой я начал ещё в 2018 году в лаборатории «Среда». Я попал туда до некоторой степени случайно, имея за плечами только опыт сканирования – «Среда» и стала моей школой, за что я ей, а точнее людям, с которыми мне довелось там работать, благодарен и признателен. Там же (под надзором и руководством печатницы Элины Каюмовой) я сделал свой первый цветной отпечаток, и был счастлив, как никогда. Затем был опыт работы в «Архив.лаб» – совершенно иной по формату и подходу лаборатории, непохожей ни на одну другую (и, оглядываясь назад, наиболее близкую к моим личным представлениям о том, какой должна быть плёночная лаборатория). Главным пожалуй было ощущение свободы в работе и (банальное) осознание того, как важны мелочи. Затем была «Коммуна», начавшаяся в подвальном помещении Дома-коммуны на Ленинском проспекте, в которой я оказался во многом благодаря ребятам (привет, ребята) из «Среды». Как и в «Архив.лаб», в «коммуне» я занимался в основном проявкой, и, можно сказать, отладкой и контролем проявочных процессов.
Только потом я очутился в PERSPEKTIVA. Можно сказать, что это произошло с четвёртой попытки: с Владом Усиком мы были знакомы ещё со времён «Среды», и несколько раз за эти годы были очень близки к тому, чтобы начать сотрудничество, но каждый раз что-то не срасталось. Плёночно-лабораторный мир весьма тесен, и в чём-то схож с миром профессионального спорта. Так же, как, к примеру, в футболе, в лабораториях существует практика «трансфера» лаборантов: PERSPEKTIVA щедро выкупила меня у «Коммуны» (во многом благодаря этому «Коммуне» удалось переехать из подвала на Ленинском прямиком на Трехсвятительский переулок, где она теперь соседствует с баром «Эскапист» и прочими обитателями «трёхсвята»).
К счастью, сейчас я занимаюсь только тем, что меня действительно интересует – печатью и смежными с ней вещами.
Как складывался твой творческий путь? Когда и почему в тебе возник интерес к плёнке? Пытался ли ты искать себя в других медиумах?
К сожалению, ничего не могу сказать о своём творческом пути за отсутствием оного. А интерес к плёночной фотографии, наверно, тянется прямиком из детства, где только что купленный ролик новой плёнки и получение свеженапечатанных фотографий были маленьким праздником. «Чем выше чувствительность, тем лучше плёнка», – говорила мама, а цена это как правило подтверждала. Другим важным событием, связавшим меня с аналоговой фотографией стала история из подростковых лет, когда в зимней куртке папы, в которую я (каюсь) залез в надежде найти там сигареты, я обнаружил рулончик чёрно-белой пленки, на которой, как мне показалось, были фотографии моего отца и меня совсем младенческого возраста. Родители были в отъезде, и я, покопавшись в шкафу, вытащил маленький увеличитель и все принадлежности для печати, которыми когда-то пользовался отец. Обустроил в ванной «даркрум» – всё по заветам и канонам – и начал печатать на потемневшей от времени бумаге. И, печатая одну фотографию за другой, (серые неконтрастные отпечатки походили на вырезки из газет), я понял, что на пленке действительно мой отец, но ребенка и женщину, находившихся рядом с ним, я не узнаю. Так, благодаря печати и любопытству, я узнал, что у него была вторая семья. С тех пор красный полумрак даркрума и процесс печати навсегда стал ассоциироваться для меня с раскрытием некой болезненной тайны, спрятанной до поры до времени в эмульсии.
При этом, да, думаю, что во мне нет никаких иерархических построений в отношении тех или иных медиумов, и первый цифровой фотоаппарат (снимающий ещё и видео, что приводило меня в восторг) радовал меня точно так же, как и плёночный. Да-и нынешние нейросети и их возможности меня восхищают. Для меня дихотомии «аналоговое/цифровое», в общем-то, не существует (но я не отрицаю что она есть). Для меня и то, и другое спокойно существует, не отрицая и часто дополняя друг-друга. Единственное, что можно отметить – меня в первую очередь интересует цвет, а работа с чёрно-белым всегда была чем-то второстепенным.
К сожалению, ничего не могу сказать о своём творческом пути за отсутствием оного. А интерес к плёночной фотографии, наверно, тянется прямиком из детства, где только что купленный ролик новой плёнки и получение свеженапечатанных фотографий были маленьким праздником. «Чем выше чувствительность, тем лучше плёнка», – говорила мама, а цена это как правило подтверждала. Другим важным событием, связавшим меня с аналоговой фотографией стала история из подростковых лет, когда в зимней куртке папы, в которую я (каюсь) залез в надежде найти там сигареты, я обнаружил рулончик чёрно-белой пленки, на которой, как мне показалось, были фотографии моего отца и меня совсем младенческого возраста. Родители были в отъезде, и я, покопавшись в шкафу, вытащил маленький увеличитель и все принадлежности для печати, которыми когда-то пользовался отец. Обустроил в ванной «даркрум» – всё по заветам и канонам – и начал печатать на потемневшей от времени бумаге. И, печатая одну фотографию за другой, (серые неконтрастные отпечатки походили на вырезки из газет), я понял, что на пленке действительно мой отец, но ребенка и женщину, находившихся рядом с ним, я не узнаю. Так, благодаря печати и любопытству, я узнал, что у него была вторая семья. С тех пор красный полумрак даркрума и процесс печати навсегда стал ассоциироваться для меня с раскрытием некой болезненной тайны, спрятанной до поры до времени в эмульсии.
При этом, да, думаю, что во мне нет никаких иерархических построений в отношении тех или иных медиумов, и первый цифровой фотоаппарат (снимающий ещё и видео, что приводило меня в восторг) радовал меня точно так же, как и плёночный. Да-и нынешние нейросети и их возможности меня восхищают. Для меня дихотомии «аналоговое/цифровое», в общем-то, не существует (но я не отрицаю что она есть). Для меня и то, и другое спокойно существует, не отрицая и часто дополняя друг-друга. Единственное, что можно отметить – меня в первую очередь интересует цвет, а работа с чёрно-белым всегда была чем-то второстепенным.
Как складывался твой творческий путь? Когда и почему в тебе возник интерес к плёнке? Пытался ли ты искать себя в других медиумах?
К сожалению, ничего не могу сказать о своём творческом пути за отсутствием оного. А интерес к плёночной фотографии, наверно, тянется прямиком из детства, где только что купленный ролик новой плёнки и получение свеженапечатанных фотографий были маленьким праздником. «Чем выше чувствительность, тем лучше плёнка», – говорила мама, а цена это как правило подтверждала. Другим важным событием, связавшим меня с аналоговой фотографией стала история из подростковых лет, когда в зимней куртке папы, в которую я (каюсь) залез в надежде найти там сигареты, я обнаружил рулончик чёрно-белой пленки, на которой, как мне показалось, были фотографии моего отца и меня совсем младенческого возраста. Родители были в отъезде, и я, покопавшись в шкафу, вытащил маленький увеличитель и все принадлежности для печати, которыми когда-то пользовался отец. Обустроил в ванной «даркрум» – всё по заветам и канонам – и начал печатать на потемневшей от времени бумаге. И, печатая одну фотографию за другой, (серые неконтрастные отпечатки походили на вырезки из газет), я понял, что на пленке действительно мой отец, но ребенка и женщину, находившихся рядом с ним, я не узнаю. Так, благодаря печати и любопытству, я узнал, что у него была вторая семья. С тех пор красный полумрак даркрума и процесс печати навсегда стал ассоциироваться для меня с раскрытием некой болезненной тайны, спрятанной до поры до времени в эмульсии.
При этом, да, думаю, что во мне нет никаких иерархических построений в отношении тех или иных медиумов, и первый цифровой фотоаппарат (снимающий ещё и видео, что приводило меня в восторг) радовал меня точно так же, как и плёночный. Да-и нынешние нейросети и их возможности меня восхищают. Для меня дихотомии «аналоговое/цифровое», в общем-то, не существует (но я не отрицаю что она есть). Для меня и то, и другое спокойно существует, не отрицая и часто дополняя друг-друга. Единственное, что можно отметить – меня в первую очередь интересует цвет, а работа с чёрно-белым всегда была чем-то второстепенным.
К сожалению, ничего не могу сказать о своём творческом пути за отсутствием оного. А интерес к плёночной фотографии, наверно, тянется прямиком из детства, где только что купленный ролик новой плёнки и получение свеженапечатанных фотографий были маленьким праздником. «Чем выше чувствительность, тем лучше плёнка», – говорила мама, а цена это как правило подтверждала. Другим важным событием, связавшим меня с аналоговой фотографией стала история из подростковых лет, когда в зимней куртке папы, в которую я (каюсь) залез в надежде найти там сигареты, я обнаружил рулончик чёрно-белой пленки, на которой, как мне показалось, были фотографии моего отца и меня совсем младенческого возраста. Родители были в отъезде, и я, покопавшись в шкафу, вытащил маленький увеличитель и все принадлежности для печати, которыми когда-то пользовался отец. Обустроил в ванной «даркрум» – всё по заветам и канонам – и начал печатать на потемневшей от времени бумаге. И, печатая одну фотографию за другой, (серые неконтрастные отпечатки походили на вырезки из газет), я понял, что на пленке действительно мой отец, но ребенка и женщину, находившихся рядом с ним, я не узнаю. Так, благодаря печати и любопытству, я узнал, что у него была вторая семья. С тех пор красный полумрак даркрума и процесс печати навсегда стал ассоциироваться для меня с раскрытием некой болезненной тайны, спрятанной до поры до времени в эмульсии.
При этом, да, думаю, что во мне нет никаких иерархических построений в отношении тех или иных медиумов, и первый цифровой фотоаппарат (снимающий ещё и видео, что приводило меня в восторг) радовал меня точно так же, как и плёночный. Да-и нынешние нейросети и их возможности меня восхищают. Для меня дихотомии «аналоговое/цифровое», в общем-то, не существует (но я не отрицаю что она есть). Для меня и то, и другое спокойно существует, не отрицая и часто дополняя друг-друга. Единственное, что можно отметить – меня в первую очередь интересует цвет, а работа с чёрно-белым всегда была чем-то второстепенным.
Как бы ты описал свой опыт обучения в Школе Родченко и непосредственно в мастерской Сергея Браткова?
Это было достаточно давно, но, думаю, главное, что дало обучение в Школе Родченко – это осознание того, что художник есть такая же профессия, как и все остальные. Это работа со своей рутиной и малоприятными необходимыми вещами, и для того, чтобы этим заниматься, нужно быть по-хорошему «одержимым». И если становится понятно (а нахождение в такой среде как ШР катализирует это понимание), что этой одержимости в тебе нет, то лучше заняться каким-то другим делом.
Сергей внимательный мастер и серьезный (но с прекрасным чувством юмора – как в жизни, так и во многих своих работах) художник. И мне очень повезло оказаться в его мастерской. И то, что он в своё время создал несколько проектов вместе с монументальным и любимым мной Борисом Михайловым (они оба из Харькова, с его укоренённой школой «неофициальной» фотографии), только добавляло восторга. Иногда было удивительно наблюдать за тем, как движется его мысль: она порой, нырнув как кот в какие-то тёмные мусорные дворы ассоциаций и метафор, внезапно выскакивала перед тобой, свежая и ясная, как известный Иван в конце известной сказки, восхищая своей ухмыляющейся точностью.
Не могу сказать, что поступление было продуманным решением. Думаю, что я ожидал большего акцента именно на фотографии, как медиуме (и, справедливости ради, технической части фотографии там уделялось много внимания), но оказалось (особенно в мастерской Браткова под названием «Фотография. Скульптура. Видео»), что конкретный медиум не играл роли – главное, чтобы он был наиболее адекватным для реализации твоей задумки. И как бывало (и возможно бывает) у некоторых студентов Родченко, у меня произошла трансформация взгляда на то, зачем я этим занимаюсь и почему, причём в основном в сторону отказа от фотографии и в целом от намерения делать что-либо связанное с искусством. Опыт – это, наверное, главное, что я получил в итоге, не считая диплома.
Это было достаточно давно, но, думаю, главное, что дало обучение в Школе Родченко – это осознание того, что художник есть такая же профессия, как и все остальные. Это работа со своей рутиной и малоприятными необходимыми вещами, и для того, чтобы этим заниматься, нужно быть по-хорошему «одержимым». И если становится понятно (а нахождение в такой среде как ШР катализирует это понимание), что этой одержимости в тебе нет, то лучше заняться каким-то другим делом.
Сергей внимательный мастер и серьезный (но с прекрасным чувством юмора – как в жизни, так и во многих своих работах) художник. И мне очень повезло оказаться в его мастерской. И то, что он в своё время создал несколько проектов вместе с монументальным и любимым мной Борисом Михайловым (они оба из Харькова, с его укоренённой школой «неофициальной» фотографии), только добавляло восторга. Иногда было удивительно наблюдать за тем, как движется его мысль: она порой, нырнув как кот в какие-то тёмные мусорные дворы ассоциаций и метафор, внезапно выскакивала перед тобой, свежая и ясная, как известный Иван в конце известной сказки, восхищая своей ухмыляющейся точностью.
Не могу сказать, что поступление было продуманным решением. Думаю, что я ожидал большего акцента именно на фотографии, как медиуме (и, справедливости ради, технической части фотографии там уделялось много внимания), но оказалось (особенно в мастерской Браткова под названием «Фотография. Скульптура. Видео»), что конкретный медиум не играл роли – главное, чтобы он был наиболее адекватным для реализации твоей задумки. И как бывало (и возможно бывает) у некоторых студентов Родченко, у меня произошла трансформация взгляда на то, зачем я этим занимаюсь и почему, причём в основном в сторону отказа от фотографии и в целом от намерения делать что-либо связанное с искусством. Опыт – это, наверное, главное, что я получил в итоге, не считая диплома.
Как бы ты описал свой опыт обучения в Школе Родченко и непосредственно в мастерской Сергея Браткова?
Это было достаточно давно, но, думаю, главное, что дало обучение в Школе Родченко – это осознание того, что художник есть такая же профессия, как и все остальные. Это работа со своей рутиной и малоприятными необходимыми вещами, и для того, чтобы этим заниматься, нужно быть по-хорошему «одержимым». И если становится понятно (а нахождение в такой среде как ШР катализирует это понимание), что этой одержимости в тебе нет, то лучше заняться каким-то другим делом.
Сергей внимательный мастер и серьезный (но с прекрасным чувством юмора – как в жизни, так и во многих своих работах) художник. И мне очень повезло оказаться в его мастерской. И то, что он в своё время создал несколько проектов вместе с монументальным и любимым мной Борисом Михайловым (они оба из Харькова, с его укоренённой школой «неофициальной» фотографии), только добавляло восторга. Иногда было удивительно наблюдать за тем, как движется его мысль: она порой, нырнув как кот в какие-то тёмные мусорные дворы ассоциаций и метафор, внезапно выскакивала перед тобой, свежая и ясная, как известный Иван в конце известной сказки, восхищая своей ухмыляющейся точностью.
Не могу сказать, что поступление было продуманным решением. Думаю, что я ожидал большего акцента именно на фотографии, как медиуме (и, справедливости ради, технической части фотографии там уделялось много внимания), но оказалось (особенно в мастерской Браткова под названием «Фотография. Скульптура. Видео»), что конкретный медиум не играл роли – главное, чтобы он был наиболее адекватным для реализации твоей задумки. И как бывало (и возможно бывает) у некоторых студентов Родченко, у меня произошла трансформация взгляда на то, зачем я этим занимаюсь и почему, причём в основном в сторону отказа от фотографии и в целом от намерения делать что-либо связанное с искусством. Опыт – это, наверное, главное, что я получил в итоге, не считая диплома.
Это было достаточно давно, но, думаю, главное, что дало обучение в Школе Родченко – это осознание того, что художник есть такая же профессия, как и все остальные. Это работа со своей рутиной и малоприятными необходимыми вещами, и для того, чтобы этим заниматься, нужно быть по-хорошему «одержимым». И если становится понятно (а нахождение в такой среде как ШР катализирует это понимание), что этой одержимости в тебе нет, то лучше заняться каким-то другим делом.
Сергей внимательный мастер и серьезный (но с прекрасным чувством юмора – как в жизни, так и во многих своих работах) художник. И мне очень повезло оказаться в его мастерской. И то, что он в своё время создал несколько проектов вместе с монументальным и любимым мной Борисом Михайловым (они оба из Харькова, с его укоренённой школой «неофициальной» фотографии), только добавляло восторга. Иногда было удивительно наблюдать за тем, как движется его мысль: она порой, нырнув как кот в какие-то тёмные мусорные дворы ассоциаций и метафор, внезапно выскакивала перед тобой, свежая и ясная, как известный Иван в конце известной сказки, восхищая своей ухмыляющейся точностью.
Не могу сказать, что поступление было продуманным решением. Думаю, что я ожидал большего акцента именно на фотографии, как медиуме (и, справедливости ради, технической части фотографии там уделялось много внимания), но оказалось (особенно в мастерской Браткова под названием «Фотография. Скульптура. Видео»), что конкретный медиум не играл роли – главное, чтобы он был наиболее адекватным для реализации твоей задумки. И как бывало (и возможно бывает) у некоторых студентов Родченко, у меня произошла трансформация взгляда на то, зачем я этим занимаюсь и почему, причём в основном в сторону отказа от фотографии и в целом от намерения делать что-либо связанное с искусством. Опыт – это, наверное, главное, что я получил в итоге, не считая диплома.
Поговорим о печати. Чем, по твоему мнению, примечательны аналоговые процессы печати в современном мире? Почему аналоговая печать никогда себя не изживёт? (или изживёт?)
Если мы говорим об оптической и альтернативной печати, то они (особенно некоторые, наиболее архаичные процессы) примечательны уже тем, что по-прежнему существуют и относительно распространены. Ручная оптическая печать при этом, после появления цифровой фотографии и печати, сместилась примерно в ту же нишу, что и альтернативные процессы – отбросив статус обыденного и само собой разумеющегося, приобретя взамен весьма ценный в глазах потребителя (будь то зритель или коллекционер) статус аутентичного, «подлинного». По этой же причине весьма маловероятно, что какие-то процессы окончательно себя изживут. «Сморщатся» до отдельных энтузиастов-одиночек? Возможно. Но не исчезнут.
Как ты оцениваешь сегодняшнее состояние индустрии аналоговой фотографии и печати? Каковы показатели запросов фотохудожников на оптическую печать?
Я не особо слежу за индустрией или взаимодействую, к счастью, с теми, кто называет себя фотохудожниками, поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Меня эгоистично/корыстно интересует хороший цвет – в «аналоговой» печати я сталкиваюсь с ним чаще, чем в других областях, только и всего.
Объединить в одну гомогенную массу тех, кто практикует аналоговую печать, я увы не могу. Хотя, при желании, их (нас) наверно можно разделить на весьма автономные «кучки».
Если мы говорим об оптической и альтернативной печати, то они (особенно некоторые, наиболее архаичные процессы) примечательны уже тем, что по-прежнему существуют и относительно распространены. Ручная оптическая печать при этом, после появления цифровой фотографии и печати, сместилась примерно в ту же нишу, что и альтернативные процессы – отбросив статус обыденного и само собой разумеющегося, приобретя взамен весьма ценный в глазах потребителя (будь то зритель или коллекционер) статус аутентичного, «подлинного». По этой же причине весьма маловероятно, что какие-то процессы окончательно себя изживут. «Сморщатся» до отдельных энтузиастов-одиночек? Возможно. Но не исчезнут.
Как ты оцениваешь сегодняшнее состояние индустрии аналоговой фотографии и печати? Каковы показатели запросов фотохудожников на оптическую печать?
Я не особо слежу за индустрией или взаимодействую, к счастью, с теми, кто называет себя фотохудожниками, поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Меня эгоистично/корыстно интересует хороший цвет – в «аналоговой» печати я сталкиваюсь с ним чаще, чем в других областях, только и всего.
Объединить в одну гомогенную массу тех, кто практикует аналоговую печать, я увы не могу. Хотя, при желании, их (нас) наверно можно разделить на весьма автономные «кучки».
Поговорим о печати. Чем, по твоему мнению, примечательны аналоговые процессы печати в современном мире? Почему аналоговая печать никогда себя не изживёт? (или изживёт?)
Если мы говорим об оптической и альтернативной печати, то они (особенно некоторые, наиболее архаичные процессы) примечательны уже тем, что по-прежнему существуют и относительно распространены. Ручная оптическая печать при этом, после появления цифровой фотографии и печати, сместилась примерно в ту же нишу, что и альтернативные процессы – отбросив статус обыденного и само собой разумеющегося, приобретя взамен весьма ценный в глазах потребителя (будь то зритель или коллекционер) статус аутентичного, «подлинного». По этой же причине весьма маловероятно, что какие-то процессы окончательно себя изживут. «Сморщатся» до отдельных энтузиастов-одиночек? Возможно. Но не исчезнут.
Как ты оцениваешь сегодняшнее состояние индустрии аналоговой фотографии и печати? Каковы показатели запросов фотохудожников на оптическую печать?
Я не особо слежу за индустрией или взаимодействую, к счастью, с теми, кто называет себя фотохудожниками, поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Меня эгоистично/корыстно интересует хороший цвет – в «аналоговой» печати я сталкиваюсь с ним чаще, чем в других областях, только и всего.
Объединить в одну гомогенную массу тех, кто практикует аналоговую печать, я увы не могу. Хотя, при желании, их (нас) наверно можно разделить на весьма автономные «кучки».
Если мы говорим об оптической и альтернативной печати, то они (особенно некоторые, наиболее архаичные процессы) примечательны уже тем, что по-прежнему существуют и относительно распространены. Ручная оптическая печать при этом, после появления цифровой фотографии и печати, сместилась примерно в ту же нишу, что и альтернативные процессы – отбросив статус обыденного и само собой разумеющегося, приобретя взамен весьма ценный в глазах потребителя (будь то зритель или коллекционер) статус аутентичного, «подлинного». По этой же причине весьма маловероятно, что какие-то процессы окончательно себя изживут. «Сморщатся» до отдельных энтузиастов-одиночек? Возможно. Но не исчезнут.
Как ты оцениваешь сегодняшнее состояние индустрии аналоговой фотографии и печати? Каковы показатели запросов фотохудожников на оптическую печать?
Я не особо слежу за индустрией или взаимодействую, к счастью, с теми, кто называет себя фотохудожниками, поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Меня эгоистично/корыстно интересует хороший цвет – в «аналоговой» печати я сталкиваюсь с ним чаще, чем в других областях, только и всего.
Объединить в одну гомогенную массу тех, кто практикует аналоговую печать, я увы не могу. Хотя, при желании, их (нас) наверно можно разделить на весьма автономные «кучки».
Расскажи о своём отпечатке, расположившемся на обложке нашего декабрьского буклета. Печатаешь ли ты свои работы регулярно? Как выбираешь, что именно и как напечатать?
Снимок был сделан на кухне в квартире моих родителей, в которой я вырос: пошарпанная (сколько я себя помню) мебель, плита с навсегда пригоревшими остатками некоторой еды, сохранившиеся игрушки моего детства, стиснутые как в объятии в тесном углу – и цвет, цвет, цвет. Возможно, из этого угла и разрослась моя любовь к цвету. И неожиданная малиново-кирпичная засветка бумаги по краю, обнаружившаяся при печати, идеально зарифмовалась с цветами на снимке. К счастью, то, каким отпечаток получился на буклете, имеет с оригиналом очень приблизительное сходство, но тем интереснее.
Свои работы я печатаю весьма нерегулярно по простой причине – я делаю это из любопытства, когда задаюсь вопросом: «А как эта фотография будет выглядеть на бумаге?» По этому нехитрому критерию и происходит отбор.
Снимок был сделан на кухне в квартире моих родителей, в которой я вырос: пошарпанная (сколько я себя помню) мебель, плита с навсегда пригоревшими остатками некоторой еды, сохранившиеся игрушки моего детства, стиснутые как в объятии в тесном углу – и цвет, цвет, цвет. Возможно, из этого угла и разрослась моя любовь к цвету. И неожиданная малиново-кирпичная засветка бумаги по краю, обнаружившаяся при печати, идеально зарифмовалась с цветами на снимке. К счастью, то, каким отпечаток получился на буклете, имеет с оригиналом очень приблизительное сходство, но тем интереснее.
Свои работы я печатаю весьма нерегулярно по простой причине – я делаю это из любопытства, когда задаюсь вопросом: «А как эта фотография будет выглядеть на бумаге?» По этому нехитрому критерию и происходит отбор.
Расскажи о своём отпечатке, расположившемся на обложке нашего декабрьского буклета. Печатаешь ли ты свои работы регулярно? Как выбираешь, что именно и как напечатать?
Снимок был сделан на кухне в квартире моих родителей, в которой я вырос: пошарпанная (сколько я себя помню) мебель, плита с навсегда пригоревшими остатками некоторой еды, сохранившиеся игрушки моего детства, стиснутые как в объятии в тесном углу – и цвет, цвет, цвет. Возможно, из этого угла и разрослась моя любовь к цвету. И неожиданная малиново-кирпичная засветка бумаги по краю, обнаружившаяся при печати, идеально зарифмовалась с цветами на снимке. К счастью, то, каким отпечаток получился на буклете, имеет с оригиналом очень приблизительное сходство, но тем интереснее.
Свои работы я печатаю весьма нерегулярно по простой причине – я делаю это из любопытства, когда задаюсь вопросом: «А как эта фотография будет выглядеть на бумаге?» По этому нехитрому критерию и происходит отбор.
Снимок был сделан на кухне в квартире моих родителей, в которой я вырос: пошарпанная (сколько я себя помню) мебель, плита с навсегда пригоревшими остатками некоторой еды, сохранившиеся игрушки моего детства, стиснутые как в объятии в тесном углу – и цвет, цвет, цвет. Возможно, из этого угла и разрослась моя любовь к цвету. И неожиданная малиново-кирпичная засветка бумаги по краю, обнаружившаяся при печати, идеально зарифмовалась с цветами на снимке. К счастью, то, каким отпечаток получился на буклете, имеет с оригиналом очень приблизительное сходство, но тем интереснее.
Свои работы я печатаю весьма нерегулярно по простой причине – я делаю это из любопытства, когда задаюсь вопросом: «А как эта фотография будет выглядеть на бумаге?» По этому нехитрому критерию и происходит отбор.
Есть ли у тебя любимый процесс печати (оптическим/альтернативным способом)?
Гумбихроматная цветная печать. Но это пока что не взаимно.
Какие возможности аналоговая печать даёт фотохудожнику?
Если не брать в расчет чисто эстетические выразительные нюансы того или иного процесса, то, наверное, главное преимущество – максимально возможная вовлеченность, участие создателя в процессе. Причём «контролем» это назвать сложно – особенно в альтернативе – слишком велико пространство для каких-то случайностей и вариаций.
В общем, всё как в жизни: строишь планы, контролируешь, а в итоге – ты просто соучастник/дробь/свидетель того, что получилось. И повторить уже не получится.
Гумбихроматная цветная печать. Но это пока что не взаимно.
Какие возможности аналоговая печать даёт фотохудожнику?
Если не брать в расчет чисто эстетические выразительные нюансы того или иного процесса, то, наверное, главное преимущество – максимально возможная вовлеченность, участие создателя в процессе. Причём «контролем» это назвать сложно – особенно в альтернативе – слишком велико пространство для каких-то случайностей и вариаций.
В общем, всё как в жизни: строишь планы, контролируешь, а в итоге – ты просто соучастник/дробь/свидетель того, что получилось. И повторить уже не получится.
Есть ли у тебя любимый процесс печати (оптическим/альтернативным способом)?
Гумбихроматная цветная печать. Но это пока что не взаимно.
Какие возможности аналоговая печать даёт фотохудожнику?
Если не брать в расчет чисто эстетические выразительные нюансы того или иного процесса, то, наверное, главное преимущество – максимально возможная вовлеченность, участие создателя в процессе. Причём «контролем» это назвать сложно – особенно в альтернативе – слишком велико пространство для каких-то случайностей и вариаций.
В общем, всё как в жизни: строишь планы, контролируешь, а в итоге – ты просто соучастник/дробь/свидетель того, что получилось. И повторить уже не получится.
Гумбихроматная цветная печать. Но это пока что не взаимно.
Какие возможности аналоговая печать даёт фотохудожнику?
Если не брать в расчет чисто эстетические выразительные нюансы того или иного процесса, то, наверное, главное преимущество – максимально возможная вовлеченность, участие создателя в процессе. Причём «контролем» это назвать сложно – особенно в альтернативе – слишком велико пространство для каких-то случайностей и вариаций.
В общем, всё как в жизни: строишь планы, контролируешь, а в итоге – ты просто соучастник/дробь/свидетель того, что получилось. И повторить уже не получится.
Автор: Даниил Логинов
Автор: Элина Иудина
Автор: Элина Иудина